7я - так называется новый сборник стихотворений тульского поэта Владимира ТИМОХИНА, презентация которого состоялась в октябре в санатории «Строитель».
Это уже четвертая книга автора: в 1998 году появился на свет «первенец» – сборник «Стая кривых дорог», в 2001 – «Полустертые пластинки», в 2003 – «Девочкам».
Презентацию нового поэтического сборника Владимир Тимохин решил провести в теплой дружеской атмосфере, пригласив лишь самых близких ему людей. Санаторий «Строитель» встретил гостей хлебом-солью, а те ответили ему песнями под гитару…
Итак, дадим слово автору.
*
Мой Бог! Какие города,
в которых никогда не буду!
А на столе железный Будда,
в нем грусть. И это – навсегда.
Чужие страны… За моря
мне никогда уже не сплавать,
и потому шальная слава
меня не беспокоит зря.
Другие люди? – недосуг…
Мой круг давно уже очерчен –
7я. Отныне буду вечен,
я – в Колесе. Исчез испуг…
*
Разбилось блюдце. Чайные глаза
На четверть – недопонимание.
По-твоему: мне нечего сказать,
По-моему: прекрасная компания…
По-твоему: уж за полночь, довольно…
По-моему: давай еще чуть-чуть…
Ну, хватит дуться, в самом деле, полно…
Гаданье в Святки – форменная жуть…
2000
*
Одиночество – комната с мертвыми сводами,
все друзья по местам и пришиты к рукам,
чьи-то долгие проводы дешево продали
и пошли танцевать по засохшим венкам.
Здесь все очень неграмотно и совсем нелогично,
снова праздник в честь праздника обжигает горшки,
снова пьют и скандалят, ругая публично
чьи-то искренне-глупые, но святые стишки.
А потом будут танцы с взаимными ссорами,
а потом будет день за разбитым окном,
а потом будет чай за ненужными спорами
и желанье догнаться вчерашним вином.
Одиночество писем рождает последнюю
в этом смысле надежду на несколько строк...
Я давно проводил всех в пустую переднюю,
погасил все огни и защелкнул замок.
1992
*
Я думаю – лучше не будет,
осталось бы все, как есть…
Не помню: какие-то люди,
их пять, а может быть, шесть?
И там, где жила надежда,
теперь разруха и жесть.
Стемнело… Промокла одежда…
Осталось бы все, как есть.
Я думаю – время рассудит,
расставит все по местам:
присяжные, зрители, судьи,
пред ними – стою я сам.
Вердикт: виноват! Виновен
я в том, что не смог простить –
мое ощущение боли
и чью-то возможность жить.
Теперь перемен не ищем,
не жду я и ваших звонков…
Друг другу мы не напишем,
простите, не надо слов…
Неискренность – это прелюдия
к предательству. Проще – лесть…
Я вспомнил, что все эти люди –
друзья… Не мои и не здесь.
2009
Севе
«…Я не верю шутам,
пережившим своих королей…»
«…В этой жизни пить не ново
и завязывать старо…»
(А. Новгородский)
Цветы тому, кому не до цветов,
кресты – к крестям: крестили лбы на угол.
Какой-то сват назвался лучшим другом,
пытаясь петь со мной без дураков.
Но тесен круг, похожий на петлю,
дороги кольцевой, трамвайного маршрута,
ломались берега, не так, чтоб очень круто,
достаточно пока для всякого «люблю».
Гадали карты, каркая в вино,
дымилась лампа абажурным светом,
табачный дым присутствием раздетым
давал стриптиз, дурманя заодно...
Холодный чай, закончен разговор,
часы давно забили на четыре...
Сижу один в заброшенной квартире,
из зеркала торчит унылый коридор...
1999
*
Я пошаркаю тапками,
сяду молча к столу,
солнце мягкими лапками
ловит тень на полу.
Новогодние призраки
сожжены Рождеством,
и церковными ризами,
и предутренним сном.
Старый Год обмишурится,
позовет за собой,
и по праздничным улицам
разольется покой.
Все на миг переменится,
фонари – как салют!
Все пройдет, перемелется,
если карты не врут…
*
Абсолютное белое –
дверь почти в никуда,
четвертушка от целого –
дым, трава-лебеда.
Абсолютное черное –
звезды падают вниз,
ночь чернильно-черченая –
позабытый эскиз.
Абсолютное красное –
фонари по краям,
Василисы прекрасные
сны из сказок кроят…
Абсолютное синее –
рыба-кит, окиян,
а зимою – синь инея
да пропитый баян.
*
Проспект, фонарь (все кошки ночью серы),
билетик на трамвай и пять минут пешком…
Мне нравится изысканность манеры,
когда ты в дождь гуляешь босиком.
Шумит бульвар, заклинило троллейбус,
на лавочках покой, баталья в домино.
Мне нравится загадочностью ребус
твоей души, как фильм о Мимино…
*
С мира по нитке – нищему петля,
осень рвет страницы – дни календаря,
осень режет вены...
Что упало – пропало, то, что было – прошло,
ветер с тем по пути, кому жизнь – решето.
Ветер с тем по пути, кто себе знает цену!
И хочется снова начать все с нуля,
и хочется прыгнуть, но держит земля...
Серебряный луч режет сны – облака,
ночь, как всегда, на поминки легка.
Ночь. Короли без шутов...
И смех в рукавицы, как мелочь в карман,
снег – как вода, но похож на обман,
снег – как вода – он к обману готов...
И хочется снова начать все с нуля,
и хочется прыгнуть, но держит земля...
Мир – это просто туман на стекле.
И мне надоело сидеть на игле
этих спутанных строк...
Но сердце, как солнце, в зажатой руке.
Еще один шаг к безымянной реке,
еще один шаг – и готов эпилог...
И хочется снова начать все с нуля,
и хочется прыгнуть, но держит земля.
*
Друг мой был, да вышел весь...
Посошок, по сигарете –
я теперь один на свете.
Моросит местами здесь...
И сегодня, в воскресенье,
память тайную храня,
(пепел – это след огня),
на последнем дне рожденья
разорву черновики.
Лето просится к финалу.
Мне не избежать скандала,
как пожатия руки.
Боль и небыль, пылью сны –
дань граненому стакану...
Верой в глупую нирвану
были мы окружены...
Не пробиться, не успеть
на зеро любовь поставить.
Можно что-нибудь исправить? –
если очень захотеть...
Друг мой был, да вышел весь...
Посошок, по сигарете –
я теперь один на свете.
Осень. Дождь – не в масть, а в месть...
Романс
Дорога в никуда
и дождь на проводах,
и снова, как тогда,
я не услышу: «Да…»
Трамваем на вокзал.
Кому бы рассказать –
опять я опоздал
на поезда…
Ты не поверишь мне,
и ты права вполне,
оставив на окне
прощальные слова…
Но вечером гроза,
и нечего сказать
мне… Ночью на вокзал
примерно в два…
Прощения просить?
А может все простить?
В глазах такая синь,
и я лечу туда…
Дорога в никуда,
и дождь на проводах,
и так же, как тогда,
я не услышу: «Да…»
2007
