Среди раскинутых шатров
Разноцветные бабочки пивных шатров вылупились из коконов советских пивбаров. Как ни странно, я не помню даже приблизительной даты этого судьбоносного события. То есть, я отлично помню, как пытался улучить каждую свободную минуту, чтобы провести её с друзьями в пивбаре «Солнышко». Но не могу припомнить, хотя бы в каком году исчезло «Солнышко» и ему подобные заведения.
Словно по щучьему велению, на месте пивбара на Красноармейском, где ежедневно происходили яростные приступы наподобие суворовского штурма Измаила, обосновалось бандитское казино, к которому приличный пьяница и на версту не подойдет. Другой пивбар студенты называли пятым корпусом, поскольку в близлежащем педагогическом институте было всего четыре корпуса, а большую часть времени мы проводили в пивной. Теперь в его кирпичном сарайчике с застекленными стенами обосновался магазин чего-то удручающе приземленного: то ли садовой рассады, то ли дачного инвентаря. «Солнышко», правда, сохранило свое название и расположение в центральном парке, но теперь это не средоточие молодежной антикультуры, всего, что есть у нас вольного и беспорядочного, а обыкновенное открытое кафе курортного типа с теремками, которые пустуют круглый год и лишь изредка используются для так называемых корпоративов и прочих сабантуев.
Очевидно, что пивбары были упразднены в связи с прекращением выпуска разливного пива. Либо, напротив, разливное пиво перестали производить с исчезновением пивбаров. Так или иначе, от меня ускользнули два этих события, связанные неумолимой экономической логикой. А вот перерождение нашего пивкомбината из типично советской фабрики грез в образцовое предприятие капиталистического труда мне как раз запомнилось.
Со времен Сергея Есенина, который совершил свой исторический визит в наш городок именно ради пивзавода, это предприятие представляло собою что-то вроде африканской реки Лимпопо, которая в период тропических ливней превращается в бешеный поток, словно щепки, выворачивающий из земли баобабы, и уносящий, как мух, целые стада гиппопотамов, а во время засухи усыхает до грязного ручейка, который легко переползает на пузе старый больной крокодил. Подобно разлившейся Лимпопо, наш пивзавод порою заливал своим знаменитым пивом не только бездонные брюха моих пропитых земляков, но и соседние княжества: Рязанское, Калужское, Липецкое, не говоря уже о ненасытной Московии. В иные же, скудные месяцы, из него невозможно было выдоить даже кружечку позавчерашнего ячменного колоса, хоть целый день стой на коленях перед прилавком. Но в любые времена, включая лихую годину горбачевщины, когда здесь мутили презренный безалкогольный эрзац солодок под народным брендом моча Горбача, под руслом этой пивной Лимпопо всегда струился другой, подземный поток, питающий бесчисленные стада прихлебателей.
В цехах пивзавода гуляли сквозняки и стоял головокружительно пряный аромат солода. Шлепая по лужам, между стеллажами с суслом ковыляли бабки в резиновых ботах и грязных халатах. Любой желающий мог заглянуть в иллюминатор резервуара, где бурлило пенное зелье. А своему человеку дозволялось подставить кружку под заветный краник и нацедить оттуда неочищенное пиво, которое, может, и вызывает головную боль, но бьет по мозгам куда сильнее обычного. При этом ни у кого не вызывало недоумения то, что весь мужской персонал, за исключением, возможно, иных начальников, был под хмельком, а каждый последний грузчик глядел королем, будучи посредником при расхищении готовой продукции. И вот все кончилось. Все прошло, как с белых яблонь дым, - как писал Есенин по несколько иному поводу.
Вдруг понаехали финны и разные прочие шведы. Всемогущий директор пивкомбината сильно занервничал, засуетился и был ещё счастлив, что ему предложили на первое время какую-то второстепенную должность. На месте пронизанных сквозняками ветхих цехов взметнулись огромные стеклянные ангары со сверкающими резервуарами и хромированными переходами, среди которых изредка пробегал трезвый энергичный мальчик в синем комбинезоне да сновали электрокары со скоростью компьютерной игры. Откушать пива здесь теперь можно лишь по поводу какой-нибудь презентации, в специальном дегустационном зале. А холеная и стерильная, как все здесь, девушка в фирменном сарафане и косынке фирменного цвета, ведя вас на экскурсию по этому чуду компьютерного века, первым делом с очаровательной улыбкой заявляет:
- Господа, я предвижу ваш первый вопрос и предупреждаю заранее: краника здесь нет!
Если же говорить о пиве, которое теперь производится столь впечатляющим способом, без единой секунды перебоя, в количестве, достаточном для того, чтобы затопить солнце, буде подобный заказ поступит, то оно представляет собою слабый спиртовой раствор пивного экстракта с густой, как у стирального порошка, стоячей синтетической пеной и ядовитым привкусом консерванта, пригодного для мумификации фараонов. Срок хранения такого пивного продукта соответствует периоду полного распада урана. А его качество совершенно одинаково в любой точке земного шара, куда проникла цивилизация – от Гренландии до Антарктиды.
Астрономические объемы выпускаемого новой фабрикой пивного эрзаца потребовали срочного развития пивного алкоголизма. Этим вызовам не могли удовлетворять три городских пивбара да десяток синих фанерных киосков с надписью ПИВА НЕТ. Фабриканты наладили выпуск разноцветных разборных шатров с рекламными надписями, пластмассовой мебелью, деревянными лавками и столами и стали навязывать уличным торговцам эти красивые удобства вместе со своим пивом и оборудованием для рОзлива. Словно разноцветные хищные цветы, шатры раскрыли свои коварные лепестки повсюду, где только находилась пядь свободной земли. На какое-то неверное мгновение даже подумалось: вот мы и стали свидетелями алкоголизма с человеческим лицом. Но, как и всякое прекрасное мгновение, оно не остановилось, и практически с первого дня существования шатров их посетители стали мешать пиво с водкой, некрасиво орать и мочиться в непосредственной близости от места приема пищи.
Понятно, что эти временные летние уличные кафе, пустившие глубокие корни в нашей обоссанной почве, не являются отечественным изобретением. Об этом свидетельствует и рекламная символика, которой испещрены их крыши, столы и пепельницы. Что за беда? Советские пивные бары, столь выразительно оттеняющие дисгармонию социализма, тоже не Ленин изобрел. И папиросы, и гармошка, и матрешка, и сам тульский самовар – все это привилось извне. Но никто здесь, надеюсь, не посмеет возразить на то, что все это наше, исконное, как килты для шотландцев, рис для китайцев или макароны для обитателей Апеннин. Неважно, откуда к нам залетели эти самые шатры, важно – во что мы их превратили.
Современный шатер это нечто вроде клуба по интересам, обостренным алкоголизмом. В одной из таких забегаловок, расположенной близ военного микрорайона, почти все завсегдатаи – бывшие офицеры ВДВ или милиции. Если с размаху выплеснуть здесь кружку с пивом, то сразу обольешь по крайней мере четырех подполковников и дюжину капитанов, но проводить такой эксперимент не рекомендуется, поскольку среди них попадаются контуженные. Некоторые обитатели этой офицерской пивнушки побывали в горячих точках, и многие называет себя полковниками спецназа, так что после нескольких кружек возникает впечатление, что все наши вооруженные силы состоят из тысяч и тысяч полковников спецназа. А впрочем, народ здесь довольно смирный, любит настольную игры: нарды, шашки и домино. Дерутся офицеры редко, перед третьей рюмкой никогда не чокаются, а при прощании иногда говорят «честь имею». Единственный простительный минус – их повальное пристрастие к песне ансамбля «Голубые береты» «Расплескалась синева по погонам», которую они спьяну могут заводить семнадцать раз подряд.
Бывают шатры футбольные, и не просто футбольные, а объединяющие фанатов определенного клуба. В таком шатре установлен телевизор с широким экраном, перед которым собираются болельщики для группового просмотра спортивных телепередач: всех без исключения футбольных матчей, а также хоккея, баскетбола, волейбола, гонок «Формула-1», бильярда и биатлона. Все эти зрелища являются приятным фоном пьянства, как видеоклипы или ор музыкальной машины, и в принципе не доставляют большого беспокойства посетителям.
Иное дело – в дни важных матчей с участием любимой команды. Тогда уже завсегдатаи шатра одеваются в цвета своего клуба, повязывают фирменные шарфики, надевают фирменные кепочки, сдвигают столы посередине шатра и накрывают их убийственным количеством водки при весьма скромной закуске. И вот в такие-то дни я бы настойчиво рекомендовал случайному посетителю провести свой досуг в каком-нибудь другом месте. Особенно же это относится к любителям футбола, не имеющим счастья болеть за здешнюю команду или, того хуже, болеющим за команду противника.
Не то чтобы вам здесь грозила физическая расправа, скорее уж сами болельщики набьют друг другу красные рожи. Но при каждом, ничтожнейшем действии своей команды, удачном или неудачном, весь этот сброд испускает оглушительные вопли, способные привести к преждевременным родам, а в паузах между стаканами они ещё и вопят речевки, направленные против болельщиков других клубов, глупые по форме и омерзительные по содержанию. Между тем, я не раз замечал, что за ходом матча наблюдает лишь небольшая компания солидных болельщиков за отдельным столиком. Остальные же просто нажираются и орут, как резаные.
Возле рынка находится торгашеский шатер. До обеда сюда заходят покурить студентки близлежащих вузов, а после трех, когда коммерция на рынке сворачивается, все столики занимают мощные, румяные, горластые девки и их тщедушные разноплеменные прихвостни. В этом шатре, к сожалению, имеется ящик музыкального аппарата, в котором за десять рублей можно заказать какую-нибудь ходовую мелодию. И музыкальность просыпается в нежных душах этих грубых созданий непосредственно после второй-третьей стопки водки. Музыкальный ящик едва успевает пожрать все деньги, которые пихают в его ненасытную пасть пухлые ручки в золотых перстнях. Репертуар известный: разбитной блатняк группы «Зона», пошлые дамские угодники вроде Влада Статникова, либо пляшущие силиконовые куклы, мяукающие нечто безумное.
Ближе к вечеру начинается пляска. Первой обычно выходит здоровенная розовая девка с мощным каменным задом, похожая на метательницу молота. Сначала она ходит павой одна, поражая робеющих зрителей своими роскошными рубенсовскими формами, затем возле неё начинает вихляться блядво помельче, а там, глядишь, выскочит поджарый татуированный крендель в кепке, отплясывающий что-то вроде уголовной чечетки.
Торгашеские гулянки происходят каждый вечер с одинаковым размахом. При скромных доходах от торговли дешевым трикотажем, трусами или обувью, становится очевидно, что девки каждый вечер пропивают почти все, что удалось добыть за день. В отличие от офицерских, футбольных, интеллигентских и иных шатров по интересам, в этом кафе баб едва ли не больше, чем мужиков. А драки происходят чаще, чем среди ветеранов ВДВ или футбольных хулиганов.
