0

Помни имя своё

Автор: News от 15-05-2012, 10:40

Помни имя своё

 

Читайте,

       завидуйте,

                 я –

                      гражданин

Советского Союза.

В. Маяковский

 

Есть люди, встречу с которыми считаешь одной из главных в жизни. Такой для меня стала встреча с Михаилом Придоновым. Недавно было 9 Мая. И за то, что этот праздник у нас есть, низкий поклон всем нашим ветеранам, в том числе и Михаилу Придоновичу…

 

Не стареют душой ветераны…

Это человек редкого обаяния и силы духа. Не влюбиться в него невозможно! Под его чары попадают все женщины – независимо от возраста, а все мужчины считают за честь стать его другом. Потому что чувствуется: мужик! Настоящий! Человек с большой буквы.

Михаил Придонович «обрастает» друзьями не за недели и даже не за часы – за минуты! Причем в какой бы обстановке ни оказался – за праздничным столом или в больнице с инфарктом – он становится центром внимания, эдаким солнцем местного масштаба, возле которого крутится вся жизнь. Нет, он не эгоцентрист, упаси Бог! Просто к нему все тянутся, как к Солнцу: зарядиться энергией, подпитать свои душевные силы и понять, что, пока есть такие люди, для человечества не все еще потеряно…

Для меня до недавнего времени он был просто соседом. Очень приятным, невероятно светлым и харизматичным. Встретившись с ним в лифте и обменявшись буквально парой фраз, заряжалась хорошим настроением на целый день. Но сегодняшние реалии таковы, что про своих соседей, да еще недавно переехавших, знаешь совсем мало или почти ничего, а завязать отношения попросту некогда.

Переехал Придонов в наш дом несколько лет назад. Как я потом узнала, из солнечной, но ставшей неприветливой Грузии. По национальности нет, не грузин, но об этом позже. Поселился он у дочери. Наталья, кстати, очень похожа на своего отца – такой же замечательный человек! Так уж получилось, что за несколько лет до этого у меня к ней тоже был журналистский интерес, а потом, когда родилась моя дочь, я сдружилась с внучкой Михаила Придоновича: наши с Еленой девочки вместе росли, и мы вместе гуляли с колясками.

И вот как-то года три назад на 9 Мая встречаю своего любимого соседа с орденскими планками на груди – и открываю рот от удивления! Как? Откуда? Ведь молодой еще мужчина! Спрашиваю потом у его внучки Лены: мол, когда же дед повоевать успел, в раннем детстве что ли? Она смеется: «Да ему уже под девяносто!» Тут настала очередь мне раскрыть рот еще раз. Я была уверена, что соседу, симпатичному, обаятельному, бодрому, не больше 75! Уже потом, при нашей беседе, Михаил Придонович, смеясь, рассказал, что такое в его жизни уже случалось. Однажды молодой человек даже с некоторой агрессией сказал: мол, какое право имеешь? А право самое что ни на есть святое. Придонов не только воевал. В его жизненной копилке – страшные годы в немецком концлагере Маутхаузен…

Но узнала я об этом лишь недавно. Когда мы в редакции думали о материале, посвященном Великой Победе. И тут одна из наших коллег говорит, что есть такой невероятный мужчина (дедом его назвать сложно) – художник, писатель, который в свои 90 лет пишет книги, освоил компьютер, сохраняет абсолютную ясность ума – и при этом его жизнь богата на события, не всегда приятные. За плечами – годы в концлагере, и смерти удалось избежать лишь чудом. А когда разговорились, стало ясно, что речь – о моем соседе!

Итак, вот он какой, мой сосед…

 

Пан советский офицер

Как я уже сказала, Михаил Придонович – замечательный художник, он разработал множество шрифтов и монограмм, в Тбилиси работал мультипликатором. И вот на склоне лет начал писать книги. Благо, жизненный опыт таков, что есть чем делиться! Причем пишет их на компьютере, без черновиков.

Наши с ним беседы в одной статье не описать. И уж тем более в журнальных строках не уместить его жизнь. Но этих строк будет достаточно, чтобы понять, что это за человек. И через что проходили наши соотечественники, оказавшись там, за чертой…

– Во все войны попадали в плен, – говорит Михаил Придонов, – и всегда из плена старались сбежать, особенно русские пленные. Русская натура непонятная, удивительнейшая. Сумасбродство это или героизм – как хотите, назовите!

Дней за десять до того, как меня привезли в Маутхаузен, оттуда бежали 600 человек. Они все были обречены. Их должны были не сегодня-завтра расстрелять. Это удивительнейшее проявление массового героизма: когда шестьсот человек как один пошли – голыми телами, с деревянными колодками в руках вместо оружия. Кто-то бросался на проволоку под током. Хотя знали, что шансов у них нет…

Почему в лагере удалось выжить?

Никто не ответит… Не знаю… Меня отец спросил сначала: «А почему ты не сбежал?» Я отвечал: «Ты спроси сначала, бежал я или нет?» Я дважды бежал, но не получилось! Хотелось пробраться к своим. Хотелось еще воевать. Хотелось доказать, что ты человек, а не сволочь.

Так вот насчет русских. По национальности, по официальной, записанной в паспорте национальности, Михаил Придонович – армянин, по отцу. А мать его – немка, из тех, предки которых поселились в Грузии в 1819 году. Сам же себя он всегда считал и считает русским, а точнее – советским гражданином.

Вы же могли в плену выбить себе пощаду, послабление, с немецкими-то корнями…

В документах у меня было записано, что мать моя – немка. Но я это не афишировал. Немцев в 1941 году начали из Грузии выселять. Пришли к моей маме, а у нее на столе моя фотография в военной форме. Спрашивают: «Кто это?» – «Мой сын», – отвечает. Так ее не тронули, ушли, она дома осталась.

И вот когда мы с моим другом Сережкой (дружба Михаила Придонова с Сергеем Багдасаровым, которая продолжилась и в концлагере, и после него, описана в книге Придонова «Я, гражданин…» – Ред.) в Польше бежали из плена, нас поймали. Повели меня в комендатуру. Я себя вел ва-банк: погибать – так с музыкой! И чувствовал себя выше немцев, сильнее, как ни странно. А они уважали наши поступки! Я в кабинете нахально подошел к приемнику, настроил его на Москву – никто мне слова не сказал. Представляешь себе? Потом отвезли нас в тюрьму. Утром заходит надзиратель, и вижу: замахивается на Сережку кольцом с ключами! Я его за руку схватил: «Ты что?! Это пан инженер, а я пан офицер!» Ты себе представить не можешь, как это на них подействовало! Так и называли нас потом – пан инженер и пан офицер (Смеется. – Ред.).

Однажды открывается дверь камеры: стоит зондерфюрер и часовой. Меня повели на допрос. С зондерфюрером я говорил по-немецки – меня ж учили языку с первого до седьмого класса, но я ленился: произношение хорошее, а слов знаю мало. И вот зондерфюрер меня спрашивает: «Ты кто по национальности?» Отвечаю: «Армянин…» – «Но у тебя же мать немка!» А у немцев национальность определяется по матери. «Значит, ты немец!» – «Никак нет», – отвечаю. А он мне: «Одно твое слово, и ты мог бы стать немецким офицером!» Но я не пошел на это, даже мысли не было ни тогда, ни уже в лагере. Я встал перед ним, щелкнул пятками колодок деревянных, как хромовыми сапогами: «Благодарю вас, но я советский офицер!» И в камеру меня загнали штыком, а потом – в концлагерь. Я не знал, что за этим последует, но не сказать не мог!

 

Похоронная команда

– Это еще в лагере военнопленных было во Владимире-Волынском. Сидели однажды возле печки. Немец взял наш двугривенник и положил на нее. Тот раскалился, аж посинел! Немец говорит: «О, русский капут!» Я говорю: «Ну-ка, положи теперь свой пфенниг (германская разменная монета. – Ред.)!» Положил его, а он тут же расплылся – только лужица блестящая осталась. Говорю: «Ну, кто теперь капут? Русский или немец?» (Смеется. – Ред.)

По утрам нас выгоняли на работу. И вот я попал старшим в похоронную бригаду. Нас было шестеро. И двое часовых с нами. Дали нам двуколку – двухколесную повозку такую. Запрягаемся в нее, едем в морг, за трупами. А трупы все голые, в какой позе умерли, в той и застыли. Мы их вывезли на кладбище хоронить – в общей траншее. Тащим двуколку, а мне одна мысль не дает покоя: ну нельзя же просто так похоронить ребят, они ж солдаты, офицеры – и никаких почестей? Как это – в яму забросить – и все?

Привезли. И не забросили, а уложили, как могли… Когда закончили, я скомандовал: «Становись!» Вся моя команда встала. «Смирно!» – я отдал честь, и минуту мы стояли молча… Что еще мог я сделать этим ребятам? А эти два часовых немца тоже встали «смирно»…

 

Маутхаузен. Вспомнить всё!

В родной Тбилиси Михаил Придонович возвращаться не хочет. Не хочет бродить по родным улицам, не хочет видеть родных домов и церквей. Хотел бы побывать на могиле жены, мамы. Но не возвращаться. Мне он показал фильм об этом прекраснейшем городе и пообещал показать в следующую встречу огромный альбом с фотографиями. Ностальгия… Наверное, поэтому и не хочет туда больше…

Как ни парадоксально, в австрийском Маутхаузене побывать он хочет очень сильно! Несмотря на то, что в концлагерях были украдены почти четыре года молодости. А для многих тысяч людей там была украдена жизнь…

Маутехаузен – концлагерь третей, самой строгой категории, по фашистской классификации – для «особо опасных преступников». Как это было, Михаил Придонович описал в своей книге «Я, гражданин…» – книге, которую без слез читать невозможно. Страшно жили и страшно выживали. А еще умудрялись вредить и мстить врагу. Так, как могли! И ведь могли же! И смогли сохранить себя – свою духовную силу, честь! И не сломались…

Увы, не получилось у Придонова съездить в Маутхаузен. Иллюзий он не питает: случился инфаркт, да и в 90 лет уже, наверное, не получится…

– Однажды была возможность поехать с бывшими заключенными в Маутхаузен, но поездка не состоялась. Потом меня хотел туда отвезти мой большой друг Павел Павлович Нечепурнов, но планы сорвались из-за моего инфаркта. И вот теперь я вряд ли туда поеду, а хотелось бы… Мне очень интересно посмотреть на место тех событий, вспомнить все…

Когда американцы освободили лагерь, в первый же день утром заходит уже бывший заключенный: «Если среди вас есть офицеры Советской Армии, которые в состоянии держать оружие в руках, выходите на защиту лагеря!» Ко мне обратились «офицер Советской Армии»! Я – вперед! А мне: «Куда? Ты ж слабый совсем!» А я еле ходил, меня же уже немцы казнить назначили: накануне записали номер и сказали, что на следующий день – в печь. Если бы американцы не пришли 5 мая, мы бы сейчас не разговаривали…

…Мой друг Сережка очень начитанный был. На память читал Маяковского. И вот однажды было так. Барак, куча народу – а он вдруг ни с того ни с сего стал читать «Стихи о советском паспорте»! Все на него шикают: мол, сядь, прекрати, вдруг кто «накапает». А он встал – и вслух, в полный голос: «Читайте, завидуйте, я – гражданин Советского Союза!» И все встали – и вместе, как один, читали…

 

Письма не с фронта…

– После войны мир был. Мама меня ждала. И не верила похоронкам! Когда я сидел в польской тюрьме, то знал, что нас увезут скоро: наши наступали. И к одному из соседей по камере обратился: «Когда наши придут, любому офицеру или солдату дай эту бумажку с моей фамилией и адресом и попроси, чтобы написали моей матери, что я был здесь и я жив…» И написали! Неизвестный мне человек, которому я благодарен всю жизнь… Мама получила это письмо и знала, что я жив, ждала…

Михаил Придонович показал мне эту реликвию, где были написаны заветные для его матери строки. Вообще у него сохранились почти все реликвии. Например, письма, которые Миша писал маме с фронта. И даже полосатая шапочка арестанта Маутхаузена с его личным номером 128972…

 

Катюша

Большую часть жизни Михаил Придонов прожил в родном Тбилиси. Там родился, там в 1947 году на Тбилисской студии мультфильмов нашел свою любовь на всю жизнь – жену Екатерину, Катюшу, Катюшку. Фотографиями любимой женщины увешана стена в его комнате…  

Михаил Придонович нарисовал для них двоих монограмму из первых букв их имен – М и Е. Это его любимая монограмма…

Вместе они прожили 57 лет: пять лет назад супруга ушла из жизни. Они никогда не ссорились. Дети не слышали от отца бранных слов. Это была крепкая, любящая семья. Лишь месяца за два до ухода жены Михаил Придонович первый и единственный раз назвал жену дурой. Уходила она тяжело, несколько лет болела, не выходила на улицу. Незадолго до ухода она как-то спросила: «Милюлик, а ты все равно меня любишь?» На что он ответил: «Дура набитая, ну конечно, я люблю тебя!» И это был первый случай, когда Михаил Придонович обругал жену… Но на самом деле вы же понимаете, что это диалог двух любящих друг друга людей…

Когда жена умерла, Придонов, по его собственному признанию, сам не понял, как выжил, как живет все эти годы без любимой Катюши. Хотя нельзя сказать, что совсем без нее: он часто видит ее во сне. Только вот лица никогда разглядеть не может… Любимого лица… Лишь на фотографиях…

Но время, если и не лечит, то рубцует раны. Сейчас Михаил Придонович живет с дочкой. Быт налажен. Удивляется, как быстро он оброс друзьями:

– Представляешь, в Туле всего несколько лет, а уже столько друзей! Павел Михайлович Коваленко, председатель Совета ветеранов Зареченского района, так мне помог: ввел в гущу людей, познакомил. И вот на моем 90-летнем юбилее, который мне организовал Павел Павлович Нечепурнов, собралось тридцать человек – где я их успел набрать?!

 

О Родине и патриотизме

– В годы Великой Отечественной войны был небывалый массовый героизм, небывалый массовый патриотизм, – говорит Михаил Придонов. – Война началась 22 июня утром, и через несколько часов у нас возле части уже стояла толпа добровольцев. Люди шли воевать с песнями!

Удивительно, что заключенные, выпущенные из тюрем, на войне становились патриотами. Такой вот парадокс. В концлагере у меня был друг Колька Лебедев из Твери – воришка, но отличный парень. Разведчик, попал в плен, бежал из него, но попал в концлагерь.

Когда я недавно лежал в больнице (за последние три года уже несколько раз там побывал – раньше никогда не болел), угодил в реанимацию. Но не смог долго пролежать спокойно: сначала просто писал новый рассказ, потом и вовсе откинул занавеску и начал общаться с товарищами по несчастью. Врачи в итоге плюнули на такую вольность, приоткрыли дверь и сами слушали наши разговоры. А потом меня перевели в общую палату, где нас было четверо. И вот я стал рассказывать эпизод из жизни: 6 августа меня вызвали по тревоге: мы должны были задержать прорвавшиеся танки. Хочешь верь, хочешь нет, а из оружия у нас были только винтовки! И мы на шесть дней танки задержали! Так вот один парень в палате мне на это говорит: «И толку, что вы их задержали? Они ж в другом месте прошли!» Как мне хотелось ему врезать – еле сдержался!

Я страшно не уважаю Солженицына – за одну его фразу! Для кого-то она пролетела мимо ушей, а меня зацепила за самое сердце. Он заявил, что в 1941 году в плен сдались пять миллионов человек. Осмысливаешь фразу? Какое он право имел говорить «сдались»! А он видел, как люди СДАВАЛИСЬ?! Нет, он не видел, как люди прорывались из окружения и шли на все, чтобы вырваться! Единицы, может, и сдавались, а остальные бились до конца!

Ребята, я принял присягу 6 февраля 40-го года. Эту дату я помню и сегодня. И верен присяге до сих пор! На медкомиссии перед армией я мог сказать, что у меня была тяжелая полостная операция в детстве, рука переломана, со зрением проблемы. Но у меня мысли не было не пойти в армию! Это же стыдно было!

Мне как-то сказали: «Ну, вот что ты в концлагере на заводе рисковал, вредил немцам, тебя же могли убить! Зачем тебе это нужно было? Что ты – помешал войне?» Но это была моя присяга и мой долг! А на войне, бывает, убивают…

Что такое Родина, сейчас забыли, не знают этого слова. Оно вышло из обихода. Я из-за этого очень страдаю. Наше поколение было абсолютно другим…

Родину надо было защищать – защищать до последней возможности!

Вы не считаете, что Родина повернулась спиной к своим защитникам, попавшим в плен? Неужели не было обиды на Родину, которую вы защищали и которая так отнеслась к своим защитникам, зачислив их в число предателей?

Да, нас считали изменниками Родины. Потом мы прошли фильтрацию. Но все равно проблем хватало. Я потому и не захотел учиться в институте: зачем это нужно, если завтра меня могут выселить? В военкомат меня вызывали несколько раз на переподготовку. И в моем личном деле лежала красная закладка… Обо всем я написал в книжке только в 1982 году, раньше не мог…

Когда приехал в Тулу, ко мне было совсем другое отношение – человеческое. Никто меня ни разу не назвал изменником Родины! Хотя меня всегда волнует, как посмотрят на то, что я был в лагере, в плену. Пусть юридически я всегда был нормальным человеком. Но в душе это клеймо у меня и сегодня, не могу от него избавиться никак…

 

Вместо эпилога, или Простите за резкость

Что мы, сегодняшние, сытые и благополучные, постоянно жалующиеся на тяготы жизни, жаждущие жить лучше и ярче, знаем о концлагерях и о тех, кто их прошел? Даже не так: знать-то мы, может, что-то и знаем. Но вот представляем ли себе, что пережили узники фашизма?

Когда я читала книгу Михаила Придонова «Я, гражданин…», в голове постоянно билась мысль: как люди могли там выжить? Как они могли не то что геройствовать (а и такое было!), но и просто жить, дышать и не сломаться? Не умереть от отчаяния в первые же дни? Как?

Появилась и еще одна мысль – очень нехорошая – о своих современниках. И мысль такая: как быстро МЫ проиграли бы аналогичную войну? Ведь мы, нынешние, войну, аналогичную Второй мировой (не с нынешним оружием и технологиями), выиграть, наверное, не смогли бы… Мы бы не отстояли Родину! Настоящих патриотов – единицы. Русский характер ушел в разряд мифов (русский – в широком смысле, не в узконациональном). Дети попросту фыркают и смеются при слове «патриотизм». Сейчас не модно любить Родину… И сейчас этому не учат. Нигде. Ни в семье, ни в школе. Иначе не было бы избитых и ограбленных ветеранов войны. Не было бы забытых стариков. И не пришлось бы книги – такие, как «Я, гражданин…», – авторам издавать за свои деньги, а потом попросту дарить их своим друзьям и знакомым, потому что в продажу их не берут! Потому что коммерческой ценности не представляют… И не потому, что написаны плохо, – написаны так, что нынешним авторам на зависть: читаешь, не отрываясь! Так вот, написаны хорошо, но тема по нынешним меркам неактуальная, неинтересная, ненужная…

И не важно, по какой причине так происходит. Важно то, что это – наша действительность, наша реальность, наша жизнь!

Вот как так, а? Как такое может быть? В какое время мы живем? Вопросы риторические. И ответа на них не получить. Только я точно знаю, что моя дочь будет читать эти книги. И не потому, что я такая хорошая, настоящая патриотка и лучше других. Отнюдь. Просто ЭТО надо знать. И моя дочь БУДЕТ их читать! По-другому нам не выжить… Сломаемся совсем… Или нас сломают…

Помните замечательный, исключительный по силе фильм с Людмилой Касаткиной «Помни имя свое»? Про концлагерь?.. Где мама дала своему маленькому сыночку завет, чтобы он помнил свое имя. Всегда. Так вот нельзя и нам забывать ИМЯ СВОЕ. Нельзя…

Почитайте книгу! Найдите ее! Нет, вы не купите ее и не скачаете из Интернета. Но она есть в библиотеках Тулы. Есть у самого автора.

Помните имя свое…

 

Юлия КОПЫТОВА

Категория: Журнал "Тульский ARSENAL" » Общество

Уважаемый посетитель, просим Вас соблюдать правила нашего сайта.(регистрация необязательна)
Вопросы и предложения направлять по адресу: 71info@mail.ru